Он замирает, потом хохочет, она ощущает, как артерия бьется о лезвие ножа.

— Отведи меня в медблок, — требует она.

— Сомневаюсь, что тебе так хочется попасть туда, — сообщает он.

Женщина пытается держать голос ровным:

— Отведи меня в медицинский отсек, ты… больной ублюдок!

* * *

— Три года, многовато для одиночества, — произносит он, — буквально несколько месяцев спустя, мне начали грезиться видения, беспокоить слуховые галлюцинации. Я стал разговаривать сам с собой.

— Просто открой дверь туда, — продолжает требовать она, по-прежнему сжимая его шею, ноющими от усилий руками.

— Первые полтора года, гидросад ничего не выращивал, — рассказывает он, — а аварийные питательные пайки, закончились уже после первого года.

Дерек прижимает матово-черную клавишу к клавиатуре: подсветка замка становится синей, дверь медотсека открывается, выпуская ледяной пар. Мужчина холодный, даже холодней температуры анабиозного помещения. Она протягивает руку, и он вкладывает в нее ключ. Затем проводит её в медпомещение.

Включается свет, ярко-белые галогенные лампы. Пол покрывают винно-красные брызги. Покрытый инеем автохирург свисает с потолка, словно огромный паук, у которого вместо конечностей — скальпели. На столе, под автохирургом, лежит основная часть женской ноги. Скальпельный паук ожидает, пока калипер [13] ровно отделяет мышцы от костей, затем нарезает мясо аккуратными кубиками.

— Она была уже мертва, — оправдывается Дерек, — её сердце перестало биться окончательно, мне же нужно было чем-то питаться, разве не так?

У нее сводит живот:

— И ты кормил меня этим мясом?

— Ты же сказала, что тебе понравилось.

Он резко отталкивает её; она пытается нанести удар ножом, но рука слаба. Женщина падает, от удара об пол, у нее перехватывает дыхание. Пред глазами все плывет. Когда все проясняется, Дерек стоит над ней, теребя окровавленную рану на ухе и морщась.

— Они бы поняли, — произносит он, — мы все являемся выжившими. Ты хоть в курсе почему мы оказались на борту корабля? Нам же всем пришлось что-то делать для спасения.

— Сколько их всего? — спрашивает она.

Он, как собака встряхивается и вместо ответа идет к автохирургу и активирует его. Тот начинает выхватывать и резать мономолекулярными лезвиями, почти беззвучно пронзая замороженные мышцы.

— Я проверил твою капсулу, — говорит он, — и понял, по какой причине ты проснулась. Я понятия не имел что так произойдет и уж точно не знал, что такое возможно.

Она вспоминает, как он смотрел на её живот в помещении анабиоза. И сейчас она вцепляется в него ногтями, как будто хочет разорвать его, другой рукой нащупывает нож.

— А может это чудо? — произносит он, — это знак. Ты носишь первого свободного ребенка. Он первый из нового поколения. Попробуй на это посмотреть именно с этой стороны.

— Заткнись, — требует она, — просто заткнись.

— Знала бы ты, каково это — так долго пребывать одному, — жалуется он, — поначалу я только на тебя смотрел. Но потом я начал слышать тебя, слушать, как ты разговариваешь со мной. Как общаешься со мной на разные темы. Сообщаешь мне то, что ты желаешь.

Женщина касается острием ножа к своему животу:

— Я разрежу себя на куски. Располосую себя на части и вырву это прямо оттуда.

— Не думаю, что ты так сделаешь, — произносит Дерек, наблюдая за работой автохирурга и почти поддавшись гипнозу, от вида сверкающих скальпелей, — ты выжившая, ко всему привыкнешь.

— Разве ты не пытался сам перезапустить цикл анабиоза? — спрашивает она.

Наконец он отрывается от зрелища и смотрит на неё:

— Что ты спросила?

— Ты хотя бы пытался снова заснуть в капсуле? Или эта ситуация для тебя идеальна? Твоё собственное маленькое королевство.

Лицо мужчины на мгновение становится непроницаемым, затем искажается:

— Думаешь мне этого так сильно хотелось? Да никогда. Никогда я не желал такого. Он подходит ближе к ней. Я провел полгода, пытаясь вернуться обратно в анабиозную капсулу. Четыре месяца потратил на попытку втиснуться к кому-то в работающую капсулу. Увы… это так не работает.

Она обеими руками, вонзает нож ему в ногу. Лезвие со звоном упирается в кость и нож почти выскальзывает у нее из рук, когда он с воем отшатывается назад. Она вскакивает с пола, приливная волна адреналина прокатывается по её ноющему телу. Женщина бежит.

Вспомнив о скафандрах, направляется к воздушному шлюзу. Холод пронизывает её босые ноги. На бегу стягивает верхнюю половину своего комбинезона; добравшись до места, полностью освобождается от него, держа зубами рукоятку ножа, чтобы задействовать обе руки. Потом продирается сквозь болтающиеся скафандры и снимает с крючка последний.

Её всю трясет, пока она борется со скафандром, запихивая внутрь него свой комбинезон, но при этом выпуская один оранжевый клапан рукава. В иллюминаторе показывается отражение женщины — омерзительное и безглазое. За отражением нет ничего, только чернота. Из зубов, она выхватывает нож, и услышав в коридоре приближающиеся неровные шаги, вонзает кончик лезвия в герметичный коленный сустав скафандра.

Времени уже нет прятаться за углом. Она ложится животом на пол и натягивает на себя одно из одеял как раз в тот момент, когда появляется мужчина.

— Теперь я знаю, как обращаться с автохирургом. И если ты действительно хочешь это сделать с собой, я бы смог настроить его, чтобы осуществить задуманное.

Она прикусывает костяшки пальцев, заставляя себя окаменеть, чтобы не двигаться и не дышать. Ей слышно, как мужчина приближается, пока не оказывается почти прямо над ней. Женщина ощущает запах его немытого тела, запах пота и мускуса. Чувствует исходящее от него, тепло. Её рука подергивается, и она осознает — он сможет увидеть, как колышется одеяло.

— Я не собираюсь тебя снова тревожить, — произносит он, — пока ты сама не будешь к этому готова. Тридцать лет — срок долгий. Мы — люди, и способны адаптироваться к любой ситуации. Понимаешь? Мы способны прощать и забывать. Когда-то мы забудем и об этом. Будем жить в гидросаде. Играть музыку. Будем вместе стариться. Согласись, это же неплохо звучит?

Он резко вздыхает, а она представляет, как проколотый сустав скафандра наконец-то разгибается, и характерная ярко-оранжевая ткань её комбинезона развевается в воздухе. Она чувствует — он наклоняется над ней, лежащей ничком. В момент его наклона она откатывается в сторону. Отрывисто молотит сердце в груди. Он кричит, но она уже выбралась из шлюза и уже хлопнула обеими руками по панели управления.

Мужчина отдергивает протянутые пальцы буквально за наносекунду до того, как внутренняя створка шлюза с грохотом захлопывается. Его смех глухо доносится сквозь пластиковое стекло. Дерек прижимается к пластику лбом, образуя круглое пятно плоти. И женщина опять видит — он плачет.

— Я не желал, чтобы ты просыпалась, — произносит он, его дыхание образует на стекле заиндевелое пятно, подобно маске. — Если бы ты просто продолжала спать, было бы все хорошо, и ты бы ничего и никогда не узнала об этом.

Женщина открывает ключом наружную створку шлюза. Она открывается совсем не так, как она себе это представляла. Воздушный шлюз только начинает шипеть, выпуская атмосферу обратно в корабль, и ни одна молекула кислорода не тратится впустую.

— Я мог бы разбудить тебя, — говорит он. Его глаза скользят вверх-вниз по её обнаженному телу, скользят — следуя за татуировкой ласточки. — Но тогда это могло бы разбудить всех. Но я этого не сделал. Я прекрасно знал — корабль бы этого не выдержал. Я не будил никого, даже одного. Я не хотел заставлять их страдать так, как страдаю я. Я пожертвовал только собой.